И на этом все… Монасюк А. В. – Из хроник жизни – невероятной и многообразной - Виталий Полищук
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И вот с середины декабря, когда мы определились уже с местом проведения праздника – это был дом, где жили Белоперовы (родители Ратика уезжали в Барнаул утром 31-го декабря), мы вплотную приступили к подготовке.
Трое из нас ездили ежедневно к поезду «Москва-Барнаул». Задачей им определили закуп напитков и сигарет. К поезду ездили Чернявский, Миута и я.
Ратик занимался оформлением помещения. Он должен был найти разноцветные электролампы (Саня Бериков по кличке «Берик», работавший дежурным электриком районного электроузла, был нашим другом). Белоперову также поручили написать на длинных белых полосах бумаги праздничные лозунги и призывы – он неплохо рисовал.
Ну, а девочек было решено пригласить из медучилища – поднять старые связи, корнями уходящими в наши прошлогодние посещения общежития училища, вспомнить старых знакомых – и из их числа обеспечить женскую часть новогодней компании.
И подготовка закипела!
Нашей троице пришлось съездить на станцию несколько раз. Сигареты мы купили, вермут – тоже, а вот бутылку джина нам пришлось заказывать буфетчику специально!
Джин в ассортимент вагонов-ресторанов не входил, но по нашей просьбе ровно через шесть дней нужный нам состав прибыл на станцию «Ново-Боговещенка» и мы получили желанную бутылку, заплатив за нее целых 20 рублей!
Там же мы купили и две бутылки шампанского.
После этого Чернявский принялся клянчить у отца елку.
В Боговещенке, расположенной в степной зоне, к новогодним праздникам если и завозили, то сосны. Но райвоенкомат обычно посылал в Барнаул свой грузовой автомобиль, и наши военные привозили для себя настоящие ели.
Но они были строго учтены, и распределялись согласно заказам. Но всегда для запаса (на всякий случай!) елей привозилось на одну-две больше, чем нужно. Вот Вовка и клянчил для нас эту резервную ель.
27 декабря мы (то есть все та же наша троица – я, Миут и Вовка) торжественно притащили пушистую ель домой к Ратику Белоперову и до 31 декабря поставили ее в сенках дома.
Украшение елки мы решили сделать частью ритуала.
28 декабря Бобров и Смертин принесли Ратику стопку грампластинок – все наиболее популярные тогда грамзаписи ребята собирали среди знакомых и друзей, а также используя знакомства родителей. В наличие были твисты в исполнении Магомаева, а также медленная музыка, в частности – лирические песни Ларисы Мондрус.
31 декабря днем мы принесли салаты, колбасы и другие продукты. Готовить «горячее» должны были две девочки-медички, которые согласились прийти часам в семи вечера.
Ратик отказался от нашей помощи в оформлении праздничного помещения – он таинственным голосом сказал, что «девчонки не только приготовят стол, но и помогут мне все развесить».
Под «развесить» подразумевалась, в частности, наглядная агитация.
Так что мы установили елку, проверили наличие игрушек и электрогирлянд и пошли по домам. Отсыпаться и готовиться к новогодней ночи.
Миут в очередной раз уклонился от телефонного разговора с Куницыной – наши одноклассники собирались отмечать Новый год на квартире у Гришки Каминского. Так что Валерка делал вид, что находится в состоянии глубокой обиды на подругу – как она могла поставить его перед выбором: она или ближайший друг?
Миут вовсе пожинал плоды ошибки Нельки, и всячески уклонялся от разговоров с ней, которые могли привести к примирению – а значит, к краху надежды провести ночь в компании с малознакомыми девочками.
Что могло иметь, как вы понимаете, самые приятные последствия для нашего Дон Жуана.
Для этого, кстати, Ратик приготовил спальню родителей.
Итак, 31 декабря около 21-го часа каждого, кто входил в дом Белоперовых, уже в сенках поджидала неожиданность.
Здесь горела лампочка красного цвета (вроде тех, что используются в фотолабораториях), которая освещала призыв и пожелание, выполненные на белейшей бумаге цветными красками.
ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ!
ВЫ МОЖЕТЕ ПРИВЕСТИ С СОБОЙ ХОТЬ КОРОВУ,
ЕСЛИ ДОКАЖЕТЕ, ЧТО ЕЙ 16-ть ЛЕТ!
Такой вот, обращенный к нам, мужчинам, ободряющий лозунг!
Проходившие далее в помещение дома оказывались в атмосфере дружеского участия и всемерного ободрения.
В прихожей горела низко висящая синяя лампа. На стенах висели плакаты:
«С НОВЫМ, 1966, ГОДОМ!»
и
«ОСТАВЬ НАДЕЖДЫ, ВСЯК СЮДА ВХОДЯЩИЙ,
УЖ ЛУЧШЕ ТЫ УВЕРЕН БУДЬ!
ОСТАВЬ ЗАБОТЫ С ГОДОМ УХОДЯЩИМ
ПЕЙ, ВЕСЕЛИСЬ, И ОПАСЕНИЯ ЗАБУДЬ!»
Ратик постарался, блин, на совесть, поэт доморощенный!
А в комнате горел приглушенный свет, низко опущенный абажур освещал накрываемый суетящимися девочками стол.
Мы, мальчики, заходили и с достоинством раздевались. В темных костюмах, при галстуках-бабочках, мы хлопали себя по карманам, проверяя, не забыли ли мы чего дома.
И включались в предпраздничную суету.
Кто-то чистил картофель для горячего блюда, кто – наряжал елку, а кто-то расставлял посуду.
Мы с Миутом доставали из сумки принесенные бутылки, сигареты, лимоны.
Все это было куплено в ресторане поезда.
Ратик дал нам большой кувшин, мы сливали в нужных пропорциях и смешивали джин и вермут. Попробовав, от себя добавили в кувшин пяток кусочков сахара-рафинада и дольки лимона.
– Нужно взбивать! – заявил Миута.
– Нафига? – спросил его я.
С приближением Нового года у меня все больше портилось настроение. Чем больше настроение поднималось у ребят, которые суетились, шутили и веселились, тем оно делалось хуже у меня.
Где-то за триста километров отсюда моя Валюша Разина тоже, наверное, раскрасневшись, предвкушает Новогоднюю ночь.
– Коктейль положено взбивать! В шейкере! – просветил меня Миута, словно я этого не знал.
А мне это было «по-барабану», то есть – все равно.
Дегтя добавил Чернявский – он потащил меня показывать оформление спальни, предназначенной для тех, кто, возможно, сможет затащить сюда свою девочку.
«В Славгороде тоже, наверное, спальни готовят…», мелькнула у меня мысль.
Нас, мальчиков, кстати, было пятеро, а девчонок четверо.
«Хотя бы с девой мне возиться не придется», – подумал я. Но ошибся.
Ратик, выдав нам трехлитровую банку с плотной крышкой, чтобы мы могли перелить в нее жидкость и затем взбивать коктейль, оделся и куда-то убежал.
Я стоял возле стола и меланхолично встряхивал банку. Миута и Смертин колдовали у радиолы. Они копались в пластинках.
– А где часы? – спросила кто-то из девочек. – Надо проверить часы!
– А вот об этом не надо беспокоиться, – негромко сказал ей Вовка Чернявский. – Мы обязательно узнаем о начале Нового года!
Зазвучало «Танго Рима», и все принялись наносить завершающие штрихи – наряжали елку.
Время было около 23 часов, я переливал наш «мартини» обратно в кувшин и бросал туда кусочки льда, Миута распечатывал пачки «Лорда» и выкладывал сигареты в специальную шкатулку, девчонки отправились в спальню, чтобы переодеться в праздничные платья, а все остальные заканчивали наряжать наше зеленую новогоднюю красавицу.
– А вот и мы! – раздался из прихожей радостный голос Белоперова.
Некоторое время в прихожей раздавалось шуршание от снимаемой верхней одежды, потом – невнятные голоса, и вот в открывшуюся дверь вошли Ратик и Рукавишникова.
На ней была клетчатая юбка, синяя кофточка из шелка, на плечах – пушистая белоснежная шаль.
Ну, а на длинных ногах в капроновых чулках – модельные туфли-лодочки на высоком каблуке.
А на голове – что-то невероятное из копной уложенных золотистых волос.
Ну-у, мне следовало догадаться! Белоперов ведь грезил Рукавишникой, был влюблен в нее.
«Как это он ее уговорил прийти? – подумал я. – Она, говорили, на Ратика внимания не обращает? А впрочем – мне-то что?»!
– К столу, к столу! – тем временем запел Ратик. Он, придерживая под локоток Рукавишникову, провел ее к почетному месту во главе стола.
Это, значит, мы все тут суетились, готовились, чтобы он мог блеснуть перед Рукавишниковой, которая палец о палец не ударила, новогодним столом и убранством!
Начались проводы Старого года.
Мы выпивали, кушали, смеялись. Даже я на какое-то время забылся. Коктейль наш всем понравился.
И все чувствовали себя раскованно, даже приглашенные девочки. Поначалу они стеснялись: все-таки компания была новая, да и выпендривались ведь мы, и все это было очень непривычно для них. Эти цветные лампы, наши лозунги.
Но постепенно, по мере того, как мы все поднимали тосты за любовь, за наших девочек, за приближающийся Новый год, скованность проходила, и скоро одна из девчонок, которая, судя по тому, что ее посадили рядом со мной, должна была быть моей подругой на сегодняшнем празднике, пригласила меня потанцевать.